Том 4. Маски - Страница 30


К оглавлению

30

— дарр! —

— дарр! —

— дарр! —

— вот что есть молосс! Греки древние с ним шли: на бой.

Как прыжком леопардовым, — в дверь!

Сослепецкий, настигнув в передней, увлек в боковой коридор мадам Тителеву: серебро эксельбантов, серебряный сверк эполетов, царапанье шпор Сослепецкого, зыби материи шелковой; и — как барахтанье в шероховатых, коричнево-красных коврах, заглушающих шаг, — в той дыре, куда мороком вляпались пестрые пятна на бронзовом фоне, как шкура боа.

Снова вырыв из мрака: тень черной змеи; и — в переднюю снова; за ней — Сослепецкий.

— Я не отпущу вас.

И с синей мантильей в руках, точно вырванной для подаванья, но не подаваемой, отнятой, став серо-синим, — ее умолял:

— Вы — мне скажите… Вы… вы…!

Улыбочка.

— Невероятно!

Пера пируэт.

— Смею я вас уверить, — отдернул мантилью, — что мы не жандармы…

Пятно, — не лицо.

— Политическая группировка и благонадежность, которая интересует полицию, нас не касается; можете нам доверяться; инкогнито смею уверить вас честью военных, работающих с демократией на оборону страны от шантажа и от шпионажа, — инкогнито ваше и лиц, с вами связанных, я сохраню.

Легкий шепот рта: в синее ухо; вскрик, тупо давимый, под горлом.

— Да, да: это — он!

И — юрк: в дверь.

* * *

Сослепецкий вернулся в гостиную, где Домардэн им рассказывал —

— осведомлялся, меж прочим, об адресе дамочки; долго записывал: «Тй… тэлэф?… О се нон рюсс!» —

— и вернулся

к Парижу

опять… Жест — интонационен, ритмичен, чуть-чуть патетичен, приподнят на чаше весов; на другой — гиря: задержь —

— о, да, —

— равновесия!

Так и казалось, — нарушится: силищи неимоверные, противоборствуя, грохнут разрывом: —

— баррах! —

— Где Друа-Домардэн?

Клочки фрака дымящегося, горло, вырванное из вспылавшей сорочки, вонь перепаленных волос: удивительное равновесие!

Джулия — слушала; а мадемуазель де-Лебрейль, — ликовала всей позою:

— Мой-то, — каков?

Только выюрк конца бороды, вверх и наискось, к двери, да талия, взаверть поставленная, — тоже к двери, — на миг, на один, будто выдали тайну Друа-Домардэна: прыжком леопардовым —

— в дверь!

С Сослепецким скрестился он взглядами.

* * *

Вышли: пан Ян провожал Сослепецкого:

— Вот для чего мы вас выписали.

— Ставка знает?

— Не все: столкновение фактов невыверенных — налицо; выверяете — вы; вы и следователь, и… свершитель, задание может стать миссией; это — от вас: не от нас с Булдуковым, который — себя отстраняет… Старик заливается, попросту, с горя, винцом… На себя одного полагайтеся.

А Сослепецкий поморщился:

— Слово я дал сохранить ей инкогнито; а — между тем среди лиц, под защиту инкогнито вставших, — фамилия, в списке, который везу; коли так, то и разоблачающие Домардэна, — разоблачены; может, с их стороны нападение есть контратака: защита себя…

— Это прежде.

— А то?

— То — потом.

Правосудие — горло орудия

— Рыррр! —

— прошли баталионы: легли миллионы!..

И новые шли миллионы: в поля; в батареях болтали уже: у Антанты солдаты — атласные франты; а мы — на бобах: в батраках.

— Да-с!

* * *

Лысастое место; с него виден издали фронт; в ложементах сидели и кашу варили: под праздник; в селе же, по-прежнему, — колокола заболтали:

— Зовет царский колокол, по всей России, — в могилу, в некрутчину: под барабан забирает…

— Там, под барабаном, коли повернешься, — убьет тебя; не довернешься, — убьет тебя; коли вернешься — не выслужишь даже ста реп.

— Служба — чирей в боку.

— Как мамашины прапоры, спервоначалу на фронт Уезжали мазурку отшпорить, скартавить приказ, — да в болота мазурские поулеглись; так-то лучше — спокойнее.

— Ты, погоди, — впереди еще служба-то: жилы порвем, а возьмем, брат, Москву!

Тихо: колокола перестали звонить.

* * *

«Рррр» —

— гремит батарея, окрестности брея: чинит правосудие черночугунное горло орудия: взорваны: —

— проволоки,

— бревна,

— брюхи

— и груди.

В бабацах гранат — горлодёры далекие; это штыками процарапались дранцы, царапаясь ранцами в проволоке, вылезая из оболока ядовитого газа; все — в масках…

Штурмуют позицию —

— там, —

— здесь, —

— как серая гусеница,

нервно вздрагивая и натягивая нервно нить, опадает с небес, полетев в небеса —

— колбаса, водородом надутая!..

Что ж это?

Вместо нее — фук дымов: грохоток…

Человек, в ней сидевший, — где он? Да за ним — миллион человеков таких; и их больше, у нас, чем колбас.

В полосах желтоватых жнивья — полоса серовато прошла из частей войсковых руконогов, безглавых, бессильно шагающих в бой по бессочью безродного поля: призыв девятьсотого года…

Народная голь!

* * *

Сжавши лайковой белой перчаткой бинокли, в бинокли глядят адъютанты, блестя эксельбантами, корреспонденты Антанты; пищит полевой телефон…

И утонченно архитектонику строя —

— дивизий,

— бригад,

— батарей,

— батальонов,

— в бой брошенных рот — рапортует откормленный корпусный скот: бой благополучен!

Пробриты бригады; разбросаны роты; фронт — прорван; попят — со всех пят!

Тем не менее кто-то кого-то поздравит: отечески, мило, сердечно!

* * *

«Бой под Молодечно» — заглавие корреспонденции «Утра России», где — слажено, — сглажено, — схвастано, — спластано, — точно не бой, а цветочки; концовано — Константинополем: «Ликиардопуло» — подпись; и — точка

30